De Tweede Ronde. Jaargang 15
(1994)– [tijdschrift] Tweede Ronde, De– Auteursrechtelijk beschermd
[pagina 168]
| |
Twee gedichten
| |
[Russisch]Еврейское кладбище около Ленинграда.
Кривой забор из гнилой фанеры.
За кривым забором лежат рядом
юристы, торговцы, музыканты, революционеры.
Для себя пели.
Для себя копили.
Для других умирали.
Но сначала платили налоги,
уважали пристава,
и в этом мире, безвыходно материальном,
толковали Талмуд,
оставаясь идеалистами.
| |
[pagina 169]
| |
[Nederlands]Misschien zagen ze meer.
Misschien geloofden ze blind.
Maar ze leerden hun kinderen verdraagzaam te zijn
en ze werden koppig.
En ze zaaiden geen graan.
Nooit zaaiden ze graan.
Ze gingen gewoon zelf liggen
in de koude grond, als zaad.
En ze sliepen voor eeuwig in.
Daarna bedekte men hen met aarde,
ontstak men kaarsen,
en met Pasen
schreeuwden hongerige grijsaards met hoge stemmen,
hijgend van kou om eeuwige rust.
En die vonden ze ook.
In de vorm van het verval.
Niets onthoudend.
Niets vergetend.
Achter de kromme schutting van rotte planken,
op vier kilometer van het eindpunt van de tram.
| |
[Russisch]Может, видели больше.
Может, верили слепо.
Но учили детей, чтобы были терпимы
и стали упорны.
И не сеяли хлеба.
Никог да не сеяли хлеба.
Просто сами ложились
в холодную землю, как зерна.
И навек засыпали.
А потом их землей засыпали,
зажигали свечи,
и в день Поминовения
голодные старики высокими голосами,
задыхаясь от холода, кричали об успокоении.
И они обретали его.
В виде распада материи.
Ничего не помня.
Ничего не забывая.
За кривым забором из гнилой фанеры,
в цетырех километрах от кольца трамвая.
| |
[pagina 170]
| |
De poolreizigerAlle honden opgegeten. In het dagboek allang
geen lege bladzij meer. Een woordensnoer bedekt
de foto van zijn vrouw. Haar wang
door een mouche van twijfelachtige datum bevlekt.
Verder een foto van zijn zus. Ook hier geen medelij:
slechts de bereikte breedtegraad telt mee!
Zwart kruipt het gangreen omhoog langs zijn dij,
als de kous van een meisje van het variété.
| |
Полярный исследовательВсе собаки съедены. В дневнике
не осталось чистой страницы. И бисер слов
покрывает фото супруги, к ее щеке
мушку даты сомнительной приколов.
Дальше - снимок сестры. Он не щадит сестру:
речь идет о достигнутой широте!
И гангрена, чернея, взбирается по ведру,
как чулок девицы из варьете.
|
|